[Список Лекций] [Становление ] [Защищая Родину] [<<] [<] [^]

Становление

Защищая Родину

В разведроте

А.Э. Лорман, П. Маш, Е.П. Рашевская

Через два дня после приезда в с. Северное Николай получил повестку на фронт. В это время медицинские призывные нормы были пересмотрены, и его близорукость уже не могла быть препятствием для выполнения Николаем Яненко своего долга перед Родиной. Прежняя жизнь резко отодвигалась в прошлое. Обучение военному делу давалось нелегко — он был сугубо штатским человеком, да еще сильно ослабевшим от голода, но терпение и бодрость не покидали его. Осень и начало зимы 1942 г. были тяжелейшим временем для всей страны. По этой причине обучение сократили: в октябре 1942 г. Николай Яненко в составе вновь сформированных частей 2-й ударной армии выехал на фронт. Поезд шел медленно. В Новосибирске задержались па сутки. Николаю разрешили навестить родных. Прощаясь с матерью, он не думал, что разлучается с ней навсегда.

Вскоре после Москвы начались бомбежки. Но все-таки эшелон благополучно прибыл на ст. Войбокало. Вот что рассказывал Н. Н. Яненко более чем 40 лет спустя, в феврале 1983 г. на встрече ветеранов 376-й Кузбасско-Псковской Краснознаменной дивизии с красными следопытами городов Кемерова, Ленинск-Кузнецка и Новосибирска:

«После призыва в армию в 1942 г. я был зачислен в одну из маршевых рот. Это было трудное для нас время. Страна мобилизовала все силы, из Сибири пошли пополнения на подкрепления частей, которые сражались на фронте.
22 октября 1942 г. мы выехали из Вийска и 17 ноября прибыли в район ст. Войбокало под Ленинградом. Ехали почти месяц в теплушках. Кто-то спал на нарах, кто-то под нарами, но доехали. Войбокало было совсем рядом с передовой, и мы сразу же услышали артиллерийскую канонаду, которую я сначала принялза раскаты грома. Фронтовики посмеялись — это шла перестрелка. Паше подразделение было распределено в части 376-й стрелковой Кузбасской дивизии. Я был направлен в 1248-й стрелковый полк. 11 января части нашей дивизии стали выдвигаться на исходные позиции, а 12 января был нанесен общий удар, начавшийся более чем двухчасовой артподготовкой. Впервые в своей жизни я был свидетелем артподготовки. На всей передовой стоял сплошной гром и гул, работали все калибры артиллерии и „катюши".
В первый день наш фронт продвинулся на 3 км. Противник усилил сопротивление, подтянул 6-ствольные минометы, перебросил авиацию, и 376-й дивизии пришлось буквально прогрызаться через оборону противника, напичканную огневыми точками и дзотами. Все это задерживало наше продвижение. Нужны были танки, но они не могли эффективно действовать, так как кругом были торфяные болота. Очень ожесточенными были бои за высоту Синявино, окруженную болотами. Ее господствующее положение позволило контролировать обстановку тем, кто ею владел. Высота много раз переходила из рук в руки. Вблизи высоты образовалось кладбище подбитых наших и немецких танков, в конечном итоге с одной стороны высоты закрепились наши, с другой — противник. Семь дней шла битва в лесах и на болотах, на заснеженных полях, а на восьмой день наши ударные группировки соединились в районе рабочего поселка № б. Блокада была прорвана.
После прорыва блокады положение временно стабилизировалось. Это позволило наряду с боевыми сражениями наладить идеологическое сражение. При штабе армии начал действовать отдел, организующий пропаганду среди войск противника. Меня привлек к этой работе работник штаба армии старший лейтенант Лорман Абрам Эвадьевич».

Вспоминает А. Э. Лорман, капитан в отставке, ныне учитель, минчанин.

«Познакомился я с солдатом Яненко в декабре 1942 г. Получил разрешение командования создать спецгруппу из нескольких человек, знающих хорошо немецкий язык, чтобы вести устную, печатную и наглядную пропаганду. Безуспешно я обошел подразделения, части дивизии в поисках таких людей. Кто-то мне подсказал, что во втором эшелоне (кажется, в химроте) есть солдат с университетским образованием. Разыскав его (он спал в темной без окон земляночке в белом полушубке, в валенках, в шапке-ушанке), я предложил выйти побеседовать. Убедившись, что Николай хорошо знает немецкий язык (он, оказывается, знал также французский и английский), я объяснил ему цель моего посещения. Он охотно принял мое предложение участвовать в пропаганде среди немецких войск и был откомандирован в мое распоряжение.
Средства пропаганды тогда были очень и очень примитивные. Для устной пропаганды мы пользовались обычным жестяным рупором. Забравшись в воронку или траншею, а иногда даже на чистой местности, на расстоянии 60—75 м от немецких траншей, мы начинали передачу. Мне казалось, что уже после первого выхода Николай, увидев, какая опасность нам грозит, откажется от дальнейшей работы. Дело в том, что немцы имели приказ огнём заглушать передачи. Спасало нас следующее: мы подбирались так близко, что противник, боясь поражения осколками своих солдат, не открывал артиллерийского огня, а огонь из автоматов и винтовок был менее опасен. Я был обрадован, когда Николай предложил повторить передачу, так как из-за огня не все было слышно. В ту же ночь (обычно передачи мы вели с наступлением темноты до рассвета) мы перешли на другой участок обороны. Мне всегда приятно было с ним работать».

За работу рупориста младший лейтенант Яненко был награжден медалью «За отвагу». Первая награда на всю жизнь стала для него самой дорогой. А потом была еще медаль «За оборону Ленинграда», орден «Красной Звезды». Он получил его уже в Курляндии. Близился конец войны.

Что означали слова «провел очередную передачу» для рупориста Яненко? В небольшой заметке «Фронтовые воспоминания», написанной Николаем Николаевичем в 1976 г. для стенной газеты ВЦ СО АН СССР, он рассказывает:

«Главной целью пропагандиста было донести немецким солдатам „живым голосом" с близкого расстояния правду о событиях на советско-германском фронте — правду, которую от них скрывало фашистское командование. Делалось это так. В день перед выходом на передовую я заучивал наизусть информационный текст. Вечером, с наступлением темноты, я, вооруженный простым жестяным рупором, в сопровождении двух автоматчиков, выползал на нейтральную полосу. С расстояния 100—200 м, забравшись в какую-либо воронку (а их всегда хватало), с автоматчиками по обе стороны, я начинал передачу и продолжал ее, если противник не открывал огонь или не начинал усиленно освещать ракетами нейтральную полосу в нашем направлении... Довольно часто передача 10—16 мин продолжалась при полной тишине. Это свидетельствовало о том, что немецкие солдаты внимательно нас слушали. Иногда, по-видимому при появлении офицеров, открывалась яростная стрельба. Пока наш полк был в обороне, мы вели такие передачи почти каждую ночь.
Потом у нас появился выносной динамик, стало возможным вести передачу из блиндажа через микрофон. Мы регулярно передавали последние известия, иногда запускали пластинки с записями выступлений немецких антифашистов и коммунистов. Однажды мы передавали речь Вильгельма Пика, коммуниста и депутата рейхстага (до прихода Гитлера к власти). Солдаты слушали с большим вниманием, стрельба полностью прекратилась, голос немецкого антифашиста звонко разносился над передовой. Но вот примерно в середине речи последовал яростный артиллерийский налет противника. Динамик был разбит, дверь в нашу землянку выбита взрывной волной, часовой у землянки убит.
Действовала ли наша пропаганда на противника? Показания пленных говорили о том, что да, действовала. Но, конечно, самой убедительной пропагандой был убийственный огонь нашей артиллерии, сила советского оружия, мощное наступление Советской армии.Со своим рупором я исползал передовую во многих местах Волховского фронта, в районе рабочих поселков, на знаменитой Синявинской высоте».

Такова была ночная работа младшего лейтенанта Яненко. Но эти обязанности скоро пришлось совмещать с другими, так как он был назначен переводчиком при штабе 1248-го стрелкового полка 376СД. «В обязанности переводчика, как известно, входит допрос пленных, чтение военных документов, составление сводки разведданных о войсках противника»,— пишет Николай Николаевич в своих фронтовых воспоминаниях. Конечно, свободных минут было очень мало, но если они выдавались, то он спешил к своим фронтовым друзьям. Это были, во-первых, капитан Петров и его разведчики, во-вторых, работники отделения контрпропаганды, среди которых особое внимание Николая привлекал молодой антифашист Пауль Маш. Об этих истинно дружеских отношениях лейтенанта Яненко с дорогими ему людьми, можно написать отдельный рассказ. Он мог бы состоять из двух частей. Та, что посвящена капитану Петрову,— яркая, короткая, трагически оборванная на полуслове. Та, что относится к Паулю Машу — случай особенный, интересный и своей историей, и ее продолжением.

Сразу скажем об этом продолжении. 22 мая 1982 г. в центральных газетах был помещен указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда академику Николаю Николаевичу Яненко. Через несколько дней в ИТПМ СО АН СССР пришло письмо, подписанное А. Э. Лорманом. Он сообщал в нем и адрес П. Маша. Николай Николаевич немедленно написал письмо фронтовому другу. Спустя некоторое время пришел ответ из ГДР. П. Маш был счастлив найти тех, кто вместе с ним шел трудными дорогами войны, очень хотел увидеться с Н. Н. Яненко, но эти планы так и не осуществились. Вот что П. Маш написал в 1986 г. семье Н. Н. Яненко:

«Я никогда не забуду товарища Николая. Мои мысли невольно возвращаются к тому времени, когда мы стали боевыми друзьями. Правда, с тех пор прошло более 40 лет и подробности потускнели в моей памяти, но друг и активный борец против фашизма остается незабываемым. Во время моей деятельности в Красной Армии, в 376-й стрелковой дивизии я, как сотрудник Национального комитета „Свободная Германия", часто встречался с лейтенантом Яненко. Как и товарищи из нашего политотдела, он очень способствовал тому, чтобы из меня, немецкого военнопленного, сформировался сознательный антифашист, и тому, чтобы росла и крепла германо-советская дружба. С начала советского наступления на Ленинградском фронте в начале 1944 г. фашистские войска терпели одно поражение за другим. Нам нужно было торопиться, чтобы принять активное участие на фронте в разгроме фашистского вермахта. Наш путь, который измерялся не километрами, вел нас через Литву и Эстонию и окончился в Курляндии, где окруженные немецкие войска капитулировали в мае 1946 г. ...

Все это время я часто имел возможность беседовать с товарищем Яненко. Поскольку он хорошо владел немецким языком, трудностей в общении не возникало. Меня поражали его обширные знания, особенно в области немецкой литературы. Мой боевой друг был оптимистом, человеком, всегда готовым помочь в трудную минуту, стойким и любознательным. Его интересовали немецкие сказки, шутки, анекдоты, а также жизнь другой Германии, жизнь немецких антифашистов. На его лице всегда была улыбка, когда он видел меня и дружески приветствовал в это тяжелое время».

А Николай Петров, храбрый разведчик, человек незаурядного таланта и большого обаяния, восхищавший неопытного лейтенанта и бравым видом, и геройским поведением, навсегда остался молодым. Николай Николаевич не забыл ни малейшей детали из тех далеких, трудных и героических дней. И первая память, первые слова — о своем погибшем друге. «Это был выдающийся человек. Он стал настоящим командиром Советской Армии. Он очень быстро развивался как командир, был талантлив как специалист, отлично зарекомендовал себя в боях. Он тоже сибиряк, закончил педагогическое училище в г. Куйбышеве.»

Разведчики глубоко уважали и ценили лейтенанта Н. Н. Яненко за то, что он был терпелив, честен, неизменно доброжелателен. Вызывала почтительное удивление его привычка сосредоточенно читать какие-то мудреные книги в редкие свободные минуты. У лейтенанта Н. Н. Яненко в вещмешке всю войну хранилась небольшая библиотечка, где были и математические книги. По воспоминаниям А. Э. Лормана, окружающие не сомневались, что после войны солдат Яненко обязательно станет известным ученым.

Да, война кончилась 9 мая 1946 г., но она не ушла из жизни Н. Н. Яненко, как из судеб и других фронтовиков, всех, кто пережил ее, вынес на плечах ее страшную тяжесть. В том же радиоинтервью Н. Н. Яненко вспоминает: «Чем дальше от войны, тем больше я вспоминаю и оцениваю войну, поскольку она имела колоссальное историческое значение. Она изменила картину Европы, картину всего мира. Это была первая решающая схватка империализма с социалистической державой. И социалистическая держава выдержала испытание. Сознание этого, бесспорно, сыграло роль в моей жизни. Я все время отсчитываю свои оценки происходящего по той, военной, шкале».

Из заключительного слова Н. Н. Яненко на встрече со школьниками в феврале 1983 г.

«Молодежи трудно представить, как все это происходило, какие это были люди, которые отдали свою жизнь за Родину или же, пережив войну, сейчас продолжают участвовать в мирном труде. Тот, кто был на войне, прошел гигантскую школу, своеобразный университет. Сейчас в этом смысле я могу сказать, что закончил три университета — Томский, Ленинградский и Московский. Я не военный человек, но пережил на войне очень много, как всякий фронтовик. Каждый из нас очевидец бесконечных эпизодов, свидетель гибели ратных советских людей, которые своей кровью оплатили каждую пядь нашей земли. Это остается навсегда в памяти. Каждый фронтовик прокручивает в памяти своей страшный неповторимый фильм.
Сознание, что мы живы и поэтому в долгу перед павшими, заряжало пас такой энергией, давало такую зарядку, что мы преодолевали все препятствия, которые перед нами стояли. После войны мы перенесли этот дух фронтового натиска на мирные исследования. Вы, конечно, знаете, какой рывок совершила страна в области техники во время и после войны. Мы поняли, что без техники не может быть безопасности Родины. На развитие такой техники, передовой технологии, а математику я тоже отношу к технике, я приложил все свои силы. Этим я отмечаю свой долг перед теми, кто не вернулся с войны. Мы — вечные должники этих непришедших, этих известных и неизвестных героев, которые обеспечили своей кровью нашу победу».

[<<] [<] [^]