И он их не опекал. Ему нравилось, когда «выбарахтываются» самостоятельно. Но если Николай Николаевич видел, что студенту или аспиранту выплыть удается, то тут же вся интеллектуальная мощь академика проливалась на молодого исследователя золотым дождем. При одном непременном условии: работа должна иметь какой-то конкретный результат. Это была «привычка Снежинска». В известном ныне городке на Урале, откуда приехал в Академгородок Яненко, ковали атомную защиту страны. Николай Николаевич имел там дела с такими главными конструкторами с золотыми звездами на пиджаках и мундирах, которые обладали крутым нравом, непререкаемым авторитетом и очень большими полномочиями. По обыкновению они в абстрактные разговоры не вступали. Их интересы были предельно конкретными: сроки, технологии, материалы, выполненные задачи. Но у теоретика и фронтовика Яненко тоже был не менее твердый характер. Отстаивать свои взгляды и предложения он умел. Кремень на кремень выбивает искры. Так бывало... хотя Яненко всегда был открыт для согласия и понимания.

Академик Шокин познакомился с Николаем Николаевичем еще студентом НГУ. По приглашению академика Марчука Яненко выступал с докладом на семинаре в Вычислительном центре как раз о методе дробных шагов. Затем студент Шокин слушал лекции Яненко по газовой динамике, которые очень нравились Юрию Ивановичу. Настолько понравились, что молодой человек заявил Марчуку, что он хочет уйти к Яненко. В некоторых вузах это бы вполне могло рассматриваться как неодобрительное метание или даже дерзость. В НГУ такие переходы-перескоки воспринимают терпимо. К позициям студентов относятся уважительно. Два года назад Шокин напомнил Гурию Ивановичу Марчуку, что исполнилось ровно сорок лет, как он ушел от него в студенческие годы под «крыло Яненко». Посмеялись и оценили научную притягательность академика Яненко.

Эта притягательность, по мнению Шокина, покоилась на  э н ц и к л о п е д и ч н о с т и академика Яненко. И отнюдь не только в прикладной математике или механике. Ради прикладных задач он оставил свою любимую геометрию. Его первые работы в Снежинске посвящались расчетам состояния вещества. За них он получил свою первую Государственную премию.

Без его энциклопедичности не было бы научной школы. Яненко знал иностранные языки, знал уровень мировой науки и, скажем так, носителей этого уровня, знал литературу и историю, хорошо знал жизнь простых людей своей страны и даже мысли не допускал о каком-то личном превосходстве над ними. Энциклопедичность позволяла ему увидеть взаимосвязи между разными явлениями, обнаруживая в них подобие и понимая, где и как его можно использовать. Мы же находим общее между течением крови и течением в речке.

Держался Яненко всегда скромно, и его возмущала и смущала любая спесь. При внешней сдержанности он был увлекающимся человеком, до фанатизма любил шахматы и с тем же Шокиным, когда у Юрия Ивановича родилась двойня, они на радостях в честь дочек блицевали восемь часов подряд. Хорошо понимаю Яненко в этом увлечении: мой личный рекорд в шахматных поединках - четырнадцать часов без передыха на берегу Черного моря в Пицунде. Сейчас об этом вспоминаю как об азартном идиотизме, а тогда считал нормальным времяпрепровождением.

Однажды, рассказывали ученые, они летели на стареньком самолете в Сургут вместе с нефтяниками, которые, как шутил Василий Михайлович Фомин, были не полупьяны, а полутрезвы. Гудели вахтовики, конечно, от души. Яненко снял пальто, и все увидели на его пиджаке сверкнувшую Золотую Звезду Героя Социалистического Труда, врученную недавно. Нефтяники мгновенно примолкли. А потом шепотом спросили у Фомина: «А как он насчет выпивки? Ругаться не будет?»

- Нет, не будет, - успокоил Фомин. И нефтяники удовлетворенно вздохнули.

В другой раз их попутчиками по рейсу были высокие чиновники. И тоже полутрезвые. Яненко попросту страдал, когда слышал их разговоры. Чиновники хвастались напропалую и всем: своими машинами, своими женщинами, своими дачами, своей властью... Правда, потом Яненко смеялся, когда стюардессы с учетом большого начальства в самолете разнесли всем пассажирам по апельсину.

Его скромность иногда принимала форму максимализма. Как-то Яненко надо было срочно в аэропорту поменять билет. Но была большая очередь. Профессор Ковеня всячески убеждал его воспользоваться своим правом Героя Социалистического Труда. Яненко категорически отказывался. Тогда Ковеня подошел к кассе и стал, как говорили прежде, распространяться: «Вон стоит в очереди Герой Социалистического Труда, академик, фронтовик, ветеран войны и не может обменять билет. Обратите на него внимание».

Николай Николаевич, догадавшись, о чем идет речь у билетной кассы, демонстративно отвернулся и принялся читать газету. Билет все-таки ему обменяли.

Яненко был патриотически настроенный человек. Он родился в сибирской глубинке, в простой семье, начинал свою трудовую биографию со скромных должностей и нигде и никогда не проявлял никакого хамского начальственного ража.

- В молодости, - вспоминал Шокин, - я брался за все, что предлагал Яненко. Потому, наверное, что совершенно не знал то, что он предлагал. Это касалось и задач в биологии, и интервального анализа, и цунами. Но так, занимаясь трудными и новыми задачами, вставали на ноги в научной школе Яненко. Выражались его просьбы очень коротко: «Юра! Посмотри этот материал». Что ж, смотрел. Сначала от незнания, а потом, наверное, и от знания. На конфликты в трудовых коллективах Николай Николаевич реагировал отстраненно, по-своему. Конфликт бы быстро кончился, говорил он, если бы участники его занялись конкретной задачей и с конкретными выходами, да еще с точно обозначенными сроками, когда должно быть выпущено изделие. В этой реакции тоже была «привычка Снежинска». Опыт, знания и какое-то необыкновенное чутье на прикладные задачи позволяли Яненко быстро увидеть, где и как применять решения, методы и методики науки. И эти решения помогали ставить новые задачи в науке - та давняя особенность до сих пор жива в научной школе.